— Екатерина Сергеевна, мне нужно, чтобы вы вспомнили, где находился ваш муж вечером пятого мая, шестого мая и по возможности в середине дня восьмого мая.
Катя онемела. Она тут же поняла, что ей были названы числа, когда были убиты ее подруги. Спустя минуту она смогла выдавить из себя:
— Я… Не знаю…
— А вы постарайтесь!
— Но я… — Она решилась: — Василий Андреевич, скажите мне прямо — зачем этот вопрос? Вы что же, подозреваете в чем-то Игоря?
На это ей не ответили. Следователь закурил, повернул голову к окну и стал смотреть на мутное стекло, забранное между рамами редкой решеткой. Катя тоже посмотрела на решетку и содрогнулась.
— Вечером пятого мая… — начала она, чтобы как-то прервать молчание, — вечером пятого мая я пришла домой довольно поздно. Он пришел еще позже. И где он был — мне неизвестно.
— Во сколько именно он пришел?
Вопрос поставил ее в тупик. Соображала она плохо, потому что уже чувствовала неладное, и еще потому, что с ней стали разговаривать не о Шахове, как она сперва предполагала, а о муже.
— Я не помню… Честное слово, не помню… Во всяком случае, после десяти… Да, я еще высказала ему, что он пришел поздно…
— В таком случае он пришел около одиннадцати? — уточнил следователь. — Если уж вы сказали — «поздно»?
— Я не могу определенно сказать… — повинилась она. — Я могла забыть… После десяти, но ничего более конкретного не могу…
— Хорошо. А шестого мая?
— Вечером? — слабо улыбнулась Катя. — Вас интересует, не пришел ли он домой приблизительно после девяти часов?
Она встретила хмурый взгляд его голубых глаз. «Ну, это конец… — подумала она. — Они подозревают Игоря… А я? Я…» Ей было страшно что-нибудь говорить. Она чувствовала, что любое ее неосторожное слово может подставить мужа, даже если сама Катя этого не захочет. И все же говорить было необходимо. «Молчать — хуже!» — сказала она себе и решилась:
— Да, он пришел поздно, и не помню когда. Но точно — вечером.
— А еще точнее?
Она замялась.
— Вы были, когда он пришел домой?
Его взгляд невыразимо смущал ее. Ей казалось, что он видит ее насквозь. Она заставила себя быть спокойней, хотя бы с виду. И ответила как могла тверже:
— Я дома была. Я видела, как он пришел. И я могу даже сказать, что он насквозь промок под дождем. Это вас убедит, что я действительно его видела?!
— Вполне. Да вы не волнуйтесь так…
— Я не волнуюсь. Мне просто хотелось бы знать — в чем цель ваших вопросов? Вы что же, выясняете алиби моего мужа на те дни, когда были убиты…
— Ваши подруги, — закончил он за нее. — Да, секрета тут нет. Мы выясняем его алиби. И вы пока ничем не подтвердили, что оно у него было…
— Значит, вы его подозреваете?
Он не ответил и вместо этого спросил ее:
— Как часто вы живете у вашего друга?
— Часто, — с вызовом ответила Катя. — Особенно в последнее время.
— С чем это связано? Я имею в виду то, что чаще обычного вы живете там в последнее время?
— Ах, да оставьте эти церемонии! — Катя уже не могла сдерживаться. — Спрашивайте прямо — я отвечу. Почему в последнее время? Да просто потому, что именно в последнее время решила уйти от мужа. И это никак не связано с теми событиями…
— Ясно. Но может быть, как-то изменилось поведение вашего супруга? — Он говорил подчеркнуто вежливо. — Почему именно в последнее время явилось такое решение — уйти от него?
— Да ничего не изменилось, только мое решение изменилось! — резко ответила она. — И давайте не будем углубляться.
Но углубиться пришлось. И углубиться именно в этот неприятный для Кати вопрос — почему она решила уйти… Она наконец поняла, что скрыть что-либо не удастся.
— Он был болен… Он и сейчас болен… — Она мучительно искала нужные слова. — Он… словом, был несостоятелен как мужчина… И если хотите, это и есть его алиби. Ведь Лика была изнасилована?!
Следователь молча смотрел на нее. Катя на миг смутилась и продолжала:
— А почему именно сейчас… Просто накопились какие-то чувства… Не к Игорю. Он ни в чем не виноват. Просто я решила, что хватит так жить. Ведь это совершенно ненормальная жизнь.
— Хорошо. — Он наконец нарушил молчание. — Значит, вы не можете утверждать, что находились дома в те вечера, когда он поздно возвращался? А именно — пятого и шестого мая?
— Как? — ошеломленно спросила Катя. Сейчас она и сама потеряла уверенность, что была дома в те дни. Но, немного собравшись с мыслями, опровергла предположения следователя: — Неправда! Я была дома! Я не стала бы вам лгать! И скажите, наконец, к чему весь этот разговор?! Ведь чтобы подозревать человека, нужны какие-то основания?!
— Ну, мы его не подозреваем в совершении этих убийств, — холодно ответил некогда симпатичный следователь. — Мы просто сделали некоторые выводы… Что ж, придется вас с ними ознакомить…
— Да, прошу вас! — Катя едва владела собой. — Неужели этими основаниями послужили вам мои слова, что Игорь как-то общался с Ирой?! Но я сказала это, не подумав… Я не знала…
Она кривила душой, но не могла упрекнуть себя в этом — ей было очень страшно, и еще страшнее ей стало, когда она услышала следующее:
— Я думаю, для вас не будет большой неожиданностью то, что я вам сообщу… Ведь вы сами в прошлый раз обмолвились насчет женской интуиции… Нет, вы не правы в том, что мы арестовали его только из-за ваших слов…
— Арес… — Слово застряло у Кати в горле. Больше она ничего сказать не могла, прижала пальцы к накрашенным губам и сидела, превратившись в мраморную статую, мысли в голове у нее тоже сделались мраморными — тяжелыми, твердыми, холодными… Она молча слушала его.