— Вот там он ее и задушил, — прошептала Катя так тихо, что он расслышал только половину и переспросил. — Задушил, говорю! Это он тебе сказал?!
— Да… И еще сказал, что у нее осталась дочка трех лет.
— Это я знаю… Не могу найти в себе мужество позвонить ее мужу. Не могу. Мне кажется, это будет последним ударом. Для меня, конечно. Для мужа этот удар уже произошел.
— Ну, так что он тебе еще сказал? — не вытерпел Дима. Она так и видела его в эту минуту — вздрюченный до крайности, лохматый, в руке — сигарета.
— Еще он мне сказал, что он сделал то же самое, что раньше, — снял с нее трусики. Пойми, она сама просила меня запомнить какие! Черные, кружевные… Специально сказала, чтобы я запомнила… Тогда, в кафе… какой кошмар! Я не восприняла это всерьез, а теперь… Теперь для меня эти трусики — гарантия того, что следующей жертвой буду я.
— Почему?!
— Да потому, что, когда она говорила о них, я посчитала это нелепостью, расстроенными нервами… Не поверила. Свое возможное убийство я тоже считала нелепостью и тоже в него не верила… А теперь я понимаю, что случиться может все, вообще все. Теперь мне приходится верить. Верить в самое ужасное.
— Катенька, хочешь, я приеду? — спросил он. — По-моему, тебе нужна моя помощь.
— Ты с ума сошел, а Игорь? — Она понизила голос. Ей послышалась в коридоре какая-то возня — там ходил муж. — Нет, не надо. Мне сейчас никто не нужен, ты на меня не обижайся, но состояние дурацкое… Боюсь собственной тени.
— А я и есть твоя тень, и уже много лет… — вздохнул Дима. — Ладно, понимаю и не приеду. Как ты с Игорем?
— Плохо, то есть совершенно обычно.
— Держись. Знаешь, когда все уляжется, можно будет окончательно разобраться с этим вопросом. Сейчас, я понял, тебе не до этого.
— Правильно понял… Я только одного хочу — чтобы этого маньяка скорее нашли. Больше — ничего.
— Слушай, а он не сказал ничего в том роде — ищем, мол, скоро найдем? — поинтересовался Дима. — Они, следователи, любят так говорить, даже если никого не нашли.
— Ничего не сказал, по-моему, он мужик такой, что бросать слова на ветер не станет.
— Это я понял. Не очень-то он был многословен… Уж на что я был сонный, только вякал в ответ, он тоже был не в себе — то ли с бодуна, то ли еще что.
— Скорее всего, бессонница… У него характерные покрасневшие веки. Послушай, значит, он разговаривал с тобой совсем мало? О чем же он тебя спрашивал?
— Да вот, представь себе… о нас с тобой.
— Что?!
— Да то, что Ленка, по-моему, здорово ему наболтала, уж прости, что я так про покойницу… Рассказала ему, что мы — любовники.
— Как? Лена? Не могу себе представить, зачем ей это понадобилось…
— А я могу… — мрачно сказал Дима. — Знаешь, как женщины любят хранить тайны, особенно чужие? Наверное, он попросил ее рассказать подробней о своих друзьях, вот она и постаралась.
Катя закусила губу, слушая его возмущенный голос. На душе у нее стало совсем паршиво. «Так, значит, эта история выплыла наверх, — проносилось у нее в голове. — Здорово! Теперь и меня обязательно спросят… Впрочем, нет! Ведь Лена, если это была она, рассказала ему про нас с Димой еще вчера днем, а он звонил мне вечером, чтобы сообщить о ее гибели, и ничего не сказал… Но может быть, момент был неподходящий, по моему голосу было ясно, что я сейчас хлопнусь в обморок… Прекрасно. Теперь меня обязательно спросят обо всем. И придется рассказать про Игоря, про меня и про Диму. Рассказать все».
— Катя! — позвал ее Дима. — Ты меня еще слушаешь? Знаешь, я постарался максимально умолчать об этом. Сказал всего ничего — да, мы собираемся пожениться. В самом скором времени. А пока ты живешь там, потому что твой муж нездоров и его нельзя оставить одного. Вот такие дела. Я правильно сказал?
— Кроме двух вещей…
— Про мужа? Или про нас?
— Про все. — Катя вздохнула. — Ну что мне тебе сказать? Мне неприятно, что приходится рассказывать об этом всей Москве, но, раз мы попали в такую заварушку, выхода нет. Раз ты сказал ему, что мы собираемся пожениться и мой муж болен, — я скажу то же самое.
— Но он на самом деле болен!
— Да, конечно. — Катя сдалась. — Он болен. И мы на самом деле поженимся. Так я и скажу следователю, и, если понадобится, даже подпишусь под этими словами.
— Не злись, прошу тебя. — Его голос стал тихим и виноватым. — Мне пришлось так сказать. Тебя это ни к чему не обязывает. Просто повтори то же самое этому господину…
— Его зовут Василий Андреевич, — машинально напомнила она. — Ну что, завтра будем работать?
— Да… Конечно, это против всяких правил, ведь полагается три дня отдыха… Но в эти три дня люди как раз и займутся своими путевками, пойдут к нам. Я вообще считаю, что работать надо тогда, когда никто больше не желает. Понимаешь, другие фирмы будут отдыхать, а мы пашем! Куда пойдут клиенты?
— Задачка для первоклассника… Конечно, к нам. Но Зина, помнится мне, была очень недовольна, что мы отдыхаем всего день.
— Если она не явится, я вычту у нее из жалованья, — отозвался он. — Пусть попробует! Думает, что ей все позволено! Она у меня уже вот где! — Судя по тону, он провел ладонью по горлу. — Если она не придет, я вычту с нее и прибавлю эти деньги к твоему жалованью.
— А она опять скажет, что ты потакаешь своей любовнице! Послушай, если следователь ей звонил, может, это она рассказала ему про нас?!
— Как я не допер! — воскликнул он. — Конечно! На Лену это мало похоже!
— И я о том же… Надо будет спросить Зину.
— Она все равно не скажет… Ну ладно. Я это ей еще припомню. Паршивая балаболка! Хватит об этом, и так весь отдых полетел к черту. Не хочешь куда-нибудь выбраться?