Мой муж - маньяк? - Страница 93

— Он всегда был ненормальный, — отозвалась Катя. — Значит, это все-таки он. Я на него и думала.

— А я даже не помнила, кто это такой… Она про него никогда не вспоминала. И вот — он ее убил. Почему? Зачем? Меня спросили — виделись ли они когда-нибудь. Я сказала, что никогда. Это правда. Зачем же он убил ее, если никогда не видел после школы? Ну зачем это ему надо? Если бы мне сказали, если бы мне могли объяснить… Я не понимаю, все бессмысленно… Он думал, что это так просто — взять и убить. Он ни о чем не подумал. Ничего не знал про Лену. Про Лерку тоже. Про Сергея он ничего не знал. Как это — человек идет и убивает? Почему?

— Тебе никто не сможет ответить. — Сергей, казалось, пришел в себя. По крайней мере, исчезла пугающая неподвижность его лица. Он казался сильным и мужественным рядом с трясущейся Наташей. И Кате подумалось, что ему, наверное, недоставало самой малости, чтобы выжить, — знать имя убийцы. А дальше можно не погибать от муки — дальше можно ненавидеть, даже мстить… — Наташа, пойдем к ней. — Сергей взял ее под локоть. — Пойдем посидим. Теперь уже ничего не сделаешь. Пойдем. Скоро ее унесут.

Они двинулись к двери, а Катя осталась на месте. «Значит, теперь я спасена, — почему-то сразу подумала она. — Убийца арестован. Мне больше ничего не грозит. А все это время он мог убить и меня… Скоро выяснится, зачем он сделал все остальное… Хотя объяснить это никак нельзя — тут Наташа права… Но ведь он больной. Совершенно больной. Значит, и объяснение будет ненормальное, сумасшедшее… Его расстреляют? Нет, если он болен, его засадят в психушку, а потом то ли смягчат ему срок, то ли он будет сидеть вечно… Надо увидеться со следователем. Надо все подробно узнать. Может, мне тоже предложат что-то опознать… Может, дадут поговорить с ним…» Но кто даст ей поговорить с учителем и о чем они будут говорить, Катя даже представить себе не могла. И она стояла здесь в одиночестве, глядя на потертый письменный стол Лены (стула перед ним не было), на закрытое окно, на фиалку в горшке, которую, наверное, никто в эти дни не поливал. Она стояла, пока ее не позвали.

Владимир Иванович Шахов представлял собой жалкое зрелище. Жалок он был и до ареста, но после стал просто карикатурен, и следователь отметил про себя это. Шахов был высокого роста, очень худой, но с резко обозначившимся, чуть выпяченным животом, словно он был на пятом месяце беременности. Его черные волосы, где прилизанные, а где взлохмаченные, отросли так, что совершенно закрыли шею и уши. Лицо? Кто-то назвал бы его симпатичным, кто-то — невероятно уродливым. Маленькие, часто моргающие глаза, длинный своеобразный нос, красивый рот мягкого рисунка. Подбородок нерешительный, голос очень тихий. Когда следователь услышал этот голос, он сразу понял, за что его назвали Шорохом. Он не говорил в голос, а как будто однообразно шелестел — почти не поднимая глаз. В это утро он был одет в синюю потертую шелковую рубашку с серебряными узорами — звезды и полумесяцы, да так часто, что в глазах рябило. Во всяком случае, у следователя. Он с неприязнью посмотрел на Шахова и тут же упрекнул себя за это — всегда пытался быть беспристрастным, хотя бы до той поры, пока не будет вынесен приговор. Чтобы скрыть свою гримасу, закурил и снова себя упрекнул — «слишком много курю». Его помощник, который вошел вместе с конвоем, уселся поодаль, у окна. Шахов беспомощно посмотрел на него потом на следователя. Тот выругался про себя: «Вот ублюдок!» — и приступил:

— Ваше имя?

— Владимир… — прошелестел Шахов.

— Я спрашиваю — ваше полное имя.

— Владимир Иванович Шахов.

— Год рождения?

Шахов замялся, и следователь это тоже отметил. «Кокетничает, что ли?! — поразился он про себя. — Он больше похож на голубого…» А Шахов обреченно ответил:

— Пятьдесят девятый. Восьмого июня…

«Близнецы», — почему-то подумал следователь. Когда ему называли дату рождения, он всегда почему-то думал о Зодиаке. Впрочем, никогда не руководствовался астрологическими прогнозами, хотя знал среди своих коллег и таких, которые без этих прогнозов просто не мыслили себе допроса. Он же считал это дурью, и все же… Он одернул себя: «Делать больше нечего?» И спросил:

— Где проживаете?

— Вы же там были, — тихо ответил Шахов. — С обыском. Сегодня утром.

Он как будто выдавливал из себя по слову. Шахов был еще настолько ошеломлен визитом милиции в пять часов утра, что как будто спал и видел кошмар. Во всяком случае, следователь мог сомневаться, отвечает ли он сейчас за свои слова. «Но не могу же я дать ему выспаться! — сказал себе следователь. — Выспимся потом…» Сам он тоже провел если не две бессонные ночи подряд, то, во всяком случае, полторы — нервы сдавали. Внешне это никак не проявлялось, но результатом была сильнейшая бессонница. «Мне потом надо будет отдохнуть, — подумал он. — Где-нибудь далеко-далеко…» И он вспомнил о Кате.

— И все же называйте все, о чем я вас спрашиваю, — спокойно пояснил он Шахову. — Таков порядок.

— Закон есть закон, — криво усмехнулся тот. — Проживаю улица Кисловодская, 18, квартира 42. Один. Мама там же прописана, но не живет.

— А где она живет?

— А вам не все равно? — неожиданно вспылил Шахов. — Маму-то оставьте в покое! Мама тут ни при чем!

— Я вас спросил: где проживает ваша мать? — Следователь говорил терпеливо и устало, не реагируя на выкрик Шахова.

Тот снова как-то съежился и вяло протянул:

— Она живет у своей сестры.

— Где именно?

— На Бауманской.

— Точнее!

Шахов поколебался и назвал адрес.